Моё одеяло уже оглохло,... а все вокруг меня так и не стало лучше ...

---

Елик с палкой что за метелкины штуки!

---

"придешь, наушники засунешь, и ебись оно все в рот!" (с)

Из собраний сочинений мы набрали и сочинили толпы сочиненных нами сочинятелей, которых позже сочленили члены сочленённой организации, в которой не было места людям с таким сочиненным мозгом состоящим из сочлененных извилин, как ваш. После чего очень важное оно достало из сейфа мозг и сказало, что будет выдавать мне его по кусочкам, сказало, что так оно сможет вообразить себе эволюцию, при этом эволюционируя в моих глазах в очень алчного и мелочного человека.

Подумалось, тут совсем не к месту будет фраза пропетая моим другом в очень хриплой манере... он кракнул так: "Живите и дрочите! Долбаные анонисты!"

Если среди несуществующей толпы несуществующих зрителей имеются существенные анонисты, то со всей своей существенностью могу заявить, что в сущьности фраза не искренняя. Ибо настоящие и существенно больные сексофобией люди, к числу которых относится моя несуществующая душонка, говорящие нечто подобное про существенных анонистов, сами по себе становятся несущественны... да в последне евремя эта проблемма сильно беспокоит мой разум.

---

Две кошки...

Мы белые кошки на серой обложке.
В открытом окошке на нас смотрят блошки.
Мы белые кошки живем понарошку,
Как свертки лежим на ковровой дорожке...
В тиши...так уж вышло...
Мы дышим чуть слышно...
Мы белые кошки лежим как рыбешки.
Усы как дорожки, а ушки как рожки.
Ты белая кошка, и я понарошку...
Мы греемся чтобы пожить здесь немножко...
Ты белая кошка, я белая кошка
Лежим, подыхая на грязной обложке.

---

СТ их)

Счастлив тот,
кто не живет.
Низок тот,
Кто не растет.
Тот урод,
Кто криворук.
Тот спортивен,
Кто физрук.
Глупый тот,
Кто не умен.
Замкнут тот,
Кто огражден.
Мертвый тот,
Кто не живой.
Тот не струсил,
Кто герой.
Стихоплет,
Кто написал.
Тот закончит,
Кто пропал.
Многоуровневый мир
Как двухъярусный сортир.
А приземленный это тот,
Кто фразы выше не поймёт.

---

я...

---

мои звеееезды))

Мои друзья... Гуль и Ромик, снимаются в шоу "СтС зажигает суперзвезду". Передача может и так себе, но я рада за них безмерно!!!!!!! Они заслужили того, чтоб о них узнали, У Ромы вообще слух абсолютный.... вот токо не привычно как-то наблюдать как они на сцене зажигают...когда ты сними пять минут назад тусила на квартире у Лены...)
умнички они .... люблю их....

---

Я уеду отсюда... терпеть себя здесь больше не могу, может там хоть на какое-то время все изменится...

---

Моё художество.. если можно так выразиться...



со вспышкой

---

Я была в Раю, там супер)

Была на Пустых холмах.... Я вот скажу.... Это было невероятно, великолепнейшая утопия....место где все счастливы, каждый тебе улыбается, желает доброго утра и все такое.... это было поистине грандиозно... там был другой город.... другой мир... теперь при виде этого города я впадаю в депрессию...

Да-да это так, после того как побываешь в таком месте сложно возвратиться в привычный мир нормальным, приходится либо юзать либо депрессивничать.... Я уже бешусь... надо бы попробовать юзать всеже....


Купила себе варган.... сижу варганю... отбила все зубы, звуки хоть и безсвязные получаются....но зато какие.... ухожу в трансссс.....

---

Порой я сижу перед манитором... и душу себя... ну так не совсем прямо чтобы до смерти., я понятия не имею зачем я так делаю... но мне это нравится... это что-то отображает. ..некое состояние души наверное...

Вот сейчас сижу и задыхаюсь...)

---

С проблеммами выявленными во мне просьба разобраться без моего участия. Я временно покидаю пост моего существования.

---

В кубе (Глава № ...7)

Я иду самой уверенной походкой на которую способен, в последнее время мне очень страшно, боюсь. Я стою на краю всего, и это все как атласный материал скользит из под ног, как мазут капает с краев…. С краев мира, а я смотрю вдаль…. Смотрю с закрытыми глазами, открыв глаза невозможно увидеть конец всего, края мира… они у каждого свои, мир многогранен, и на каждой грани стою я, капает мазут, он льется вниз, а затем вернувшись где-то сверху льется мне на голову черным потоком густой жижи. Есть в этом своеобразная гармония, я спокоен, мазут спокоен, мир недвижим, его здесь просто нет, здесь всему конец, сюда никто не приходит, приходить сюда нет смысла, испытывать эмоции наблюдая всю эту картину… это совершенно не имеет смысла, там… где-то сзади… сзади, меня ищут лучи света… разного цвета лучи света ищут меня, они боятся, что я стану пустотой, и их в этом мире никто больше не увидит…. Это страшно быть чьей-то иллюзией… ты хочешь жить и тебе страшно, что тот болван, тот создатель он исчезнет, ибо тебе тоже придется спрятаться в небытие, тебе тоже придётся делать вид, что тебя не существует, пока очередной чудак не отыщет тебя, поэтому лучи, они очень боятся за меня, а я боюсь стоять на краю, гармония… Гармония сама по себе негармонична и привередлива… гармония хрупка, она нежна и бездушна, несмотря на всю свою душевность… Она как идеальный человек, недостаток которого лишь в том, что он сам по себе идеален, но это замечают лишь те, кто ему завидуют, все остальные не замечают этого недостатка, ибо это идеальный человек. Его все любят так, что его недостаток в том, что у него есть одни достоинства, превращается в еще одно достоинство… Я не люблю быть идеальным, только потому, что мне это не под силу, поэтому терпеть не могу идеальных людей… Они есть, их создал не я… их создал конец мира, ибо неидеальный человек не способен сотворить идеального человека, а конец мира… он такой идеальный, идеальный просто потому, что не с чем сравнивать его.

Я стою в инвалидном кресле, сколоченном из рук неадекватных художников…. Неадекватные художники, им руки не нужны, они неадекватны, они придумали другой способ выражения своих эмоций. Мои ноги, они могут ходить. Но порой им хочется показаться слабыми им не весело, ни грустно, они не видят смысла в том, чтобы ходить дальше… или ходить ближе, они отказываются жить, они отказывают… Да- да порой у меня отказывают ноги… Так вот я стою и смотрю на то чего нет, а точнее я смотрю на то, что совсем ничего нет… за моей спиной твориться сумасшествие. Там огромная телефонная трубка, она долбит своей тенью по пианино, плавно перетекающему в огромный орган. Она делает это для меня, чтобы передать чувственность момента. Она кричит что-то непонятное и никому ненужное из своих дырочек, там голос…. У телефонной трубки свой господин, её господин – голос, он диктует ей что делать, даже не думая о том что она думает, а она привыкла не думать… она - оболочка, в нее вселяются голоса, она открыта для них, ей не приятно, голоса нарушают её тишину, они крошат её гармонию, но у нее нет выбора, голоса – её господины. Итак, для меня играет голос, он в силу своей неспособности достучаться до моей души…да-да мы все неидеальны, он нашел способ задеть меня, он играет на пианино, плавно перетекающем в орган.

Он заставляет меня плакать, как ни крути, а плачем мы только от голоса, лишь от него. Я плачу, да я страдаю, чтобы отблагодарить его за то, что он колотит мою душу. А трубка, она бешенная, она бьет по клавишам, она в исступлении она потеряла смысл… Все что теряет смысл – сходит с ума.

Там сзади ко мне подходит нечто, умеющее ходить… Оно смотрит на меня множеством не своих глаз, оно слишком открыто, оно слишком зеркально. Слишком много в ней души. Простая арифметика, чем больше глаз, тем больше душевных зеркал. Оно… оно машет хвостом… смотрит, а потом глаза закрываются, их веки накрашены черным и это нечто умеющее ходить, оно превращается в темное пятно с красивым очертанием, пятно достает из-за шкирки солнце и протягивает мне. Солнце пугается моих рук, оно словно щупальцами легонько проскальзывает мне по пальцам, затем замирает и тускнеет… тускнеет, а потом посередине солнца образуется глубокая трещина, она расходится в разные стороны, и передо мной уже не солнце а глаз, он очень доверчив и таинственен, он видит меня насквозь, но не открывает мне свою душу. Веки глаза продолжают открываться, пока он не начинает смотреть на меня так испуганно и удивленно, затем расширяется зрачок, он расползается в разные стороны как мазут…. Мазут под моими ногами. Я смотрю себе под ноги, и понимаю, что подо мной точ в точ такой же глаз… только в миллион раз больше. Зрачок продолжает расширяться, подо мной расползается черное пятно мазута, передо мной почти черный глаз, из его середины начинает пробиваться свет… Глаз жадно вцепляется в руку тому, что умеет ходить, маленькими проводками и трубами, глаза этого нечто снова открываются, они выражают боль и ужас, ужас перед болью, глаза не перестают смотреть на меня, каждый по своему, смотрят на меня и тускнеют, они – стареют, их ресницы седеют…. цвет радужной оболочки покрывается пеленой. Затем глаза высыхают и начинают облезать, так, как слезает кожа, они как отцветшие цветы облетают, теряя лепестки. А глаз, состоящий из солнца, он наоборот, он распускается, словно невиданный цветок, выворачивается наизнанку, поглощает умирающее нечто, которое когда-то могло ходить. Под моими ногами происходит то же самое, словно все отражается в огромном зеркале увеличивающим изображение. Глаз выворачивается пожирая умирающее нечто. И вот передо мной уже стоит ящерица, она смотрит на меня, она очень коварная, она считает, что она очень умная, она курит трубку, она умеет красиво курить трубку, это дает ей повод считать, что она умная. Она хлопает меня по плечу, затягивается и вдыхает мне в рот едкий дым, он настолько едкий, что разъедает мои щеки, я кричу а щёки… их уже нет… Ящерица пихает мне свою когтистую лапу в живот превращаясь цветную жижу, течет по мой крови, а затем мое тело покрывается глазами, а мои глаза – пульсирующие зрачки, я пугаюсь, моя гармония разбивается в дребезги, я сцарапываю с себя глаза, они жмурятся, им больно, я кричу, захлебываюсь в мазуте, который льется сверху, он охлаждает мое тело… я покрываюсь инеем… глаза расползаются кучей улиток…

Я стою… впереди меня конец света, позади меня конец разума… Я стою… впереди меня мои черные стены, позади меня иллюзорный мир моего больного воображения, я стою на краю. Я стою на инвалидном кресле, из рук неадекватных художников… я стою, я не могу шевелиться… Я художник своего мира неадекватного воображения, страдающий инвалидностью из-за потери кучи рук вплетенных в кресло для того, чтобы ноги могли на время уйти из жизни…

Да-да, порой, у меня отнимаются ноги. Да-да, порой, у меня отказывает разум. Да-да порой у меня отказывают чувства и ощущения, эмоции и мысли. Да-да в моей жизни есть место для отказов.

Время смерти – это время абсолютных отказов всего, что есть в твоей жизни. Но смерть за мной не приходит, в кубе нет дверей, щелей и окон, нет входа.

---

Я - слюнтяй и тряпка.

Что-то со мной происходит... вчера я разрыдалась в универе... да, не расплакалась а разрыдалась со всхлипами и прочей хренью... сидела на полу в туалете и ревела, как никудышный никчемник...как-то это посюнтйски наверное... но мне было совсем наплевать, на все и на всех.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В кубе.

Хех, пока я здесь пинаю воздушный шар шаровой формы, нет, ну прям точ в точ формы воздушного шара, знаете, такая форма бывает, бывает только у воздушного шара, она совсем некрасивая. Но всем нравится, потому, что шар воздушный, он – чудо, он - детство, он ну он создан для того, чтобы все на него смотрели и улыбались, смеялись, и чтобы все становились рядом с ним детьми, он рожден для того, чтобы приковывать к себе внимание, чтобы быть красивым, несмотря на свою не правильную форму, он рожден, чтобы все горевали, потом… когда он разлетается как некачественный салют. Оглушая всех этих радостных впавших или находящихся в детстве, вытаскивая их из этого состояния, он – шарик. Он умирает внезапно, он внезапно обрывает свою жизнь таким пугающим оглушительным хлопком. Даже смерть. Смерть больше всего не любит приходить за воздушными шарами, она боится этого хлопка, она любит нагонять ужас, а он любит нагонять ужас на смерть. Он рожден для того, чтобы лопнуть, он лопается, он вскрикивает лишь раз, и все снова становятся сами собой, все снова в этом взрослом сером мире, где уже нет этого грандиозного чудака, некрасивой формы. Смерть любит забирать душу шарика, вместе с ней она забирает детство этих глупцов, смех и шум.

Так вот пока я пинаю шарик, вы, вы пытаетесь разукрасить свою жизнь неоновыми лампами, да-да, я знаю, вы так делаете, вы тыкаете их везде, чтобы сделать то, что вы уже наделали с окружающим вас миром, немножечко поволшебней, вы тыкаете везде эти извивающиеся ветви неона. Вы пытаетесь украсить свою жизнь неоновыми лампами, вместо того, чтобы просто надышаться неоном и светиться от счастья.

Я не он… я – неон, я прогуливаюсь по белой черепахе, ей все равно, она – похуистка по жизни. Я иду, сияю так сильно, что черепаха, она слепая от старости, так вот черепаха слепнет еще сильнее, и глаза её белеют как она сама, теперь их уже не спасти. Но ей все равно, она … ну я уже говорил. Она ползет, ей все равно куда она ползет, она хочет добраться до того, что видит, до того, что видит только она. Я хочу посмотреть, что она видит, поэтому я иду туда же, куда она ползет, так как иду по ней. Я – неон! Я уже сжёг небо…надо мной больше нет неба… больше никто не увидит, здесь небо…. А мне все равно…. Я – похуист!
Черепаха врезалась в дерево и разбила свой вековой череп цвета костей от черепа. Мне стало жаль её, я ждал пока её сожрет земля, мне просто было лень идти дальше… Черепаха умерла с улыбкой на лице, ей было все равно… он – похуистка. Куда она шла? Конечно же к смерти, я тоже видел смерть, она поманила её капустой, мне не хотелось тогда капусты, а черепахи, они такие наивные, да к тому же еще и слепые, да к тому же еще и похуистки! Черепашья душонка сидела рядом со мной и тоже жалела черепаху, она сказала, что если я подвинусь и впущу её в себя, то я тоже стану слепой черепахой… я подумал., что это почти глупая авантюра, всех всегда тянет именно на глупые авантюры, ибо умные авантюра кажутся либо слишком глупыми, либо чересчур неавантюричными. Я сидел и думал, а тень, подгоняемая солнцем, все бродила удрученно вокруг черепашьей тушки, которую земля не смогла сожрать полностью.
И тут я сказал… «Знаешь,.. нет, я не впущу тебя, я не подвинусь. Ты скажешь: «А как же я?», а я отвечу, что мне все равно, и тогда ты спросишь, а как же авантюра, а я снова скажу, что мне все равно, ты скажешь: « А как же ощущения? Неужели ты никогда не хотел бы почувствовать себя огромной черепахой?» А я ей скажу : «Знаешь, нет, мне все равно»… мне все равно… ведь я – похуист, а это очень трудно, быть похуистом…»

Я так и скажу… что мне все равно, а потом я скажу, что не хочу быть слепым, я и так ничего кроме темноты не вижу в своём кубе. Я скажу ей, что не хочу быть с пробитой головой, я и так вчера разбил голову об стену. Я скажу ей, что не хочу, чтобы моей душе было тесно, мне и так тесно в своих стенах…

И с ужасом в голосе спрошу её: «Ты что? уже во мне ведь так?»……………..
Спрошу, глядя в темноту куба, а может и не в темноту, а в собственную слепоту, ощущая боль от столкновения с бетоном, а может и с деревом,.. страдая приступами клаустрофобии… понимая, что моей душе слишком тесно, осознавая, что мне все равно… осознавая, что я – белая черепаха, умершая еще недавно на собственных глазах.

---

В кубе.

Сегодня ко мне заходили ангелы… а может и не ангелы… Просто мне очень хотелось, чтобы ко мне кто-то зашел… Они говорили со мной, а может и не говорили, просто мне очень хотелось с кем-то поговорить… Они говорили что-то приятное, чтобы я поверил, в то, что они – ангелы, ангелы… Я никогда не видел ангелов, но мне так хотелось, чтобы это были ангелы, Говорили что-то хорошее…да-да, хорошее, а может и не говорили, а может и говорили, но что-то ужасное, просто мне очень хотелось, чтобы говорили, чтобы говорили непременно что-то хорошее! Они говорили что-то, о моей музе, я ни черта не понял из того, что они говорили, а может и не говорили, но мне просто очень хотелось, чтобы они говорили именно о моей музе… Они говорили, что она придет, а может они говорили, что они не ангелы, а может говорили, что я скоро умру, а может говорили о том какой я идиот, что ни черта не понимаю из того, что они говорят, что я сижу вовсе не в кубе… Да-да, а может я сижу и не в кубе, а может я вообще лежу, лежу в коме, а может я вообще умер и сижу в аду, а может я заключенный и сижу в карцере, просто уже настолько сошёл с ума, что не помню, как здесь оказался, а может я родился в кубе… Так вот, они говорят… говорят, что моя муза, она скоро вернется ко мне, да-да может они говорили, что-то совсем другое, мне было не важно, мне так хотелось, чтобы они говорили именно то, что мне хотелось! Я так хотел! Так я хотел, чтобы она вернулась, а они говорили, а я даже и не слушал, что они говорят, я ждал, ждал её! Она должна быть здесь, они же здесь, в этом кубе никто не может творить, никто не может творить иллюзий с моим разумом! Никто не может кроме нее! Я кричал на них и смеялся, а может и плакал, они бубнили, я все знал, я её … я стоял и уже видел её, она смотрела на меня, я не хотел с ней разговаривать. Нет, не потому, что обиделся на нее, просто мне было страшно её потерять, я уже был счастлив от того, что она вернулась. Черт возьми я так был счастлив!

Её не было так долго! У каждого свое понятие слова «долго», а когда чего-то очень ждешь… тогда каждая секунда, каждая самая милимикросекунла, она – долго.

Она стояла и улыбалась, а потом кинулась ко мне, она обняла мою душу радужными брызгами, поползла по венам, распускаясь, на коже невиданными, яркими цветами. Я почувствовал, мне было так щекотно, мне было ничего не слышно из-за её смеха, да я и не хотел больше ничего слышать, она рассказала что скучала, мне было пофиг блеф это или нет, я был счастлив, я спустился по радуге к измазанной солнцем лужайке, я хлопал руками по небу, я наблюдал за рыбами плывущими в зерне, душный город переваливался в решите издавая звук поющего моря, он умирал падая на лужайку комочками конфет, из которых вырастали звезды, да-да, огромные звезды на маленькой лужайке. Город сыпался сквозь решето, решето расправляло крылья и улетало, и билось о небо как муха о стекло, оно ведь тоже было в кубе, я был веселой марионеткой, я разговаривал со своей тенью, она принималась расхваливать свою персону, она сказала, что не страдает высокомерием, но все же она понимает, что нет ничего более загадочного и идеального, таинственного и обворожительного, в этом по-детски слащавом мире, чем она. Смешные гномы, они танцевали с тенью, и она думала, что она в центре внимания, они думали как бы с ней перепихнуться, а я думал, что я балбес, а решето, оно все еще билось о небо, я жалел его, ведь у него нет такой музы, да-да, это не важно что говорит муза, не важно, главное, никто не знал, нет-нет, все думали что знали, нет-нет, никто не знал, а я знаю, что не важно, что говорит муза, Важно – видеть эту чертовку в своей жизни, знать, что она всегда может тебе что-то сказать, знать, что у тебя есть возможность сказать что-то ей.. Главное, чтобы она не забывала… не забывала с тобой говорить.

Я уснул внутри огромного, гриба, она пускала мыльные ягоды, а потом обхватив меня крепко-крепко уснула со мной рядом…….

Это совсем не важно, что говорит тебе муза, важно – что она думает она…муза… что… думает… она… о тебе…

---

В кубе.

Вчера хоронил музу,… песен никто не пел,…ибо вдохновения не было. Бледная кожа, синие губы, синие глаза… после её смерти она стала выглядеть, как пустота. У меня нет слов, чтобы её описать, у меня нет на это вдохновения. Она облизнула губы и легла в гроб, он был сколочен как попало, у людей, которые его делали, не было желания предавать ему какую-либо форму, у них не было желания заниматься этой работой.

Она пела, она плясала, звенела платьем из колокольчиков, так давно звенела, когда я был маленький, она шептала мне что-то в темноте, она играла в прятки. Она была не похожа на стены черного куба, она сидела в нем со мной. Ей так хотелось убежать, что она начинала меня ненавидеть, она рождала в моем воображении кошмары, а затем с гордостью преподносила их моему разуму и говорила: «Полюбуйся,…посмотри на моих детей,…я создала их для тебя». А я кричал от ужаса, и знал, что для неё это была лучшая реакция, она – реакция, она ей льстила и муза, она начинала улыбаться мне, ломая стены черного чертового куба. Муза смеялась, и звенела колокольчиками, смеялась и царапала мне лицо, она ночевала у меня внутри, забравшись в мои глаза, подальше в душу, чтобы не бояться темноты, черных стен, чтобы не бояться одиночества. Она была разной, она могла быть какой угодно. Она – мой мир в кубе, она приносила мне ощущение, открывала глаза, шевелила мои руки, разрывала мой мозг. Я был неблагодарен. Я никогда ничего не творил, я только боялся, дрожал, смеялся… Я не творил ничего ровным счетом, я закрывал глаза, и пользовался ей, я питался образами, чтобы жить дальше, а она давала мне те самые образы. Я закрывал глаза и пользовался ей, имел её, я имел её, как дешевую шалаву имеет подзаборный бомж, имел и ничем не платил за удовольствия. А она…забившись в угол, она кидалась на стены, а потом… раздирала мое тело, я ругался, кричал, захлебывался кровью, а потом, падал на пол, осознавая, что все еще жив, что все это мое подсознание, я смеялся, смеялся над ней, удивительно, но в этом кубе, здесь, где нет никого кроме меня, здесь есть что-то чему хуже, чем мне – она – моя душа. К черту! Я думал, что если её не будет, будет лучше, а она все дарила мне образы, я верил ей, она писала мою жизнь, писала, комкала исписанные листы и швыряла в меня. А я сидел и не замечал её, я думал в этом кубе я один, я слишком много думал. Её убил её господин. Мы спали под синим покрывалом, на зеленых облаках, она рыдала, у этих муз, у них свои заморочки, я ненавидел её, я не люблю синий цвет, это синее покрывало, оно меня раздражало… Она шагнула вниз, она летела и ударялась о звезды, звезды…они порой бывают очень жестоки, она падала вниз, она не кричала, падала и смотрела на меня, а я смотрел на звезды задрав голову и курил. Дым сказал мне, что я жесток, что мне следовало бы посадить её на поводок рядом с собой, иначе она исчезнет, когда-то она убежит и я останусь один.

Я курил, а измученная муза сидела на поводке и тихонько хныкала, дым ходил вокруг нее и смеялся, он говорил мне, что я её господин, что в этом кубе я сильнее, что этот куб – моя власть, что она здесь, чтобы мне подчиняться, он просачивался сквозь неё, она кашляла и задыхалась, рождая в моих мыслях все белее уродливые образы, она делала мой мир ужасным, я злился на нее, она была мне недоступна. Она молчала и совсем не смотрела на меня, я не жалел её, я знал, что дым – это её творение, я знал, что она – мой господин, я знал, что она мучает меня заставляя так с ней обращаться. Наверное это скучно, скучно быть музой… она творила этот мир, но не пользовалась своими творениями, у неё был только один единственный раб – это был я. Я делал все, что ей приходило в голову, да-да, я любил её больше чем себя, я кидался на стены, колотил по ним кулаками лишь бы не причинять ей боль, да-да она - это было единственное, что я любил в этом кубе, да-да я не сопротивлялся, она владела мной полностью и без остатка, она трахала мою душу в то время, как я считал, что это я имею её.

Она умерла,.. исчезла. Да-да…я лежу на полу, в темноте… я плачу, как маленький ребенок, ругаю её как прежде, но её нет, она не смеётся, не звенит колокольчиками, не заставляет меня отплясывать на шахматной доске, не рвет меня на части, я лежу и понимаю, что я один, совершенно один живу в этом черном кубе, что мне некуда из него деться, что я голоден, я задыхаюсь. Я понимаю, что я совершенно пуст, пуст, весь выпит как дешевый портвейн, без остатка, что я никто, я просто неудачник, лежащий на полу, и рыдающий.

Я понимал, что музы не умирают, я понимал, что она сейчас смотрит и смеётся, я знал, что она вернется, но мне сейчас все равно, у меня нет надежды, она обещала придти, но пока её нет, я лежу на полу и рыдаю, я лежу на полу и захлебываюсь кровью, лежу и пытаюсь себя задушить.

А потом она вернется, и скажет «Ну как тебе мой спектакль? Я хорошо сыграла?» А я буду стоять и восторженно аплодировать, стоять и обожать её, стоять и восхищаться её жестоким чувством юмора, стоять перед ней на коленях. Я буду облизывать её ноги, я не скажу как испугался за нее, она все равно не оценит.

Она вернётся… Да-да, она обязательно вернётся… Нет-нет, она не может так, она не так… нет не может, это все иллюзия… я верю… она вернётся… я верю… я хочу верить… я прошу… я умоляю…

---

...кргда друзья тебя забывают... это же ведь что-то значит...это же ведь противно...